Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кой ему годик? — оторвался Эней от чая.
— Восьмой миновал.
— Тогда может.
— Что — может? Зачем ему этот вызов?
— Может пойти по кочкам. А зачем — наверное, хочет статус поднять. А может, посмотреть, какой товар покупает. Он ведь ищет тренера.
— Что нам лучше — выиграть или проиграть?
Эней скривил губы.
— Если ему восемь лет — с большой долей вероятности он как кэндока новичок. Будь он по-настоящему силён, на соревнованиях я бы о нем слышал.
— О каких условиях вы договорились? Разрешается друг друга калечить?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что если нет — у тебя никаких шансов. А если да — ты поломаешь ему что-то на первых секундах боя.
— Может, и не на первых. К чему спешить?
— Не выпендривайся.
— Я на него посмотрел, и еще посмотрю. И мне положено выпендриваться.
— Ну как знаешь, — пожал плечами Игорь. — На когда назначено?
— М-м… Поскольку торопиться некуда — на 25-е.
— Точнее — на Рождество?
— Да.
— А что после пастерки ты будешь сиять как солнышко ясное — ты подумал?
— Пастерка будет за день до того.
— А за сутки что изменится? Или у тебя расписание на утро: после службы пойти и впасть в смертный грех?
— Ну… каких-то особых планов нет, так что можно пойти и впасть.
— Ау, шурин! У твоей любимой сестры и твоего не менее любимого племянника выступление в школе! Вертеп зажигает огни!
— Ноги моей не будет в этом вертепе…
— Прекрасно. Но моя-то должна быть. Я-то царь Ирод. По совместительству Иосиф.
— Вот ты и пойдёшь. А на завод тебе соваться незачем.
— Вы будете драться на заводе?
— Там отличный спортзал, а ночью нам никто не помешает.
— Да на заводе-то зачем, почему не здесь?
— Я не боюсь идти на его территорию. И наш зальчик не тянет на полноценное сиаидзё. Дело может обернуться для меня неважно, а я только что закончил ремонт, мне дорог мой труд.
В дверь позвонили.
— Вечерняя группа, — сказал Эней. — Хулиганьё моё. А я и чаю не попил.
И скрылся за дверью.
* * *Вертеп вышел на славу. На каркас из бамбуковых планок, оставшихся после отделки додзё, натянули синюю ткань, оставив два окошечка — вверху, где должно было разыгрываться священное действие в пещере, и внизу, для всех остальных событий. После полудня в додзё не меньше часа раздавался детский писк — Санька и одноклассники, толкаясь плечами, коллективно расписывали ширму флуоресцентным гелем с блестками. Когда ширма была готова и поставлена сушиться, детишкам налили чаю и состоялось первое публичное чтение пьесы, совмещенное с отбором актеров.
Большие роли — Девы Марии, святого Иосифа, и Ирода — Оксана благоразумно оставила себе и Игорю, не полагаясь на детскую память. В сумерках из дома на Королёва за руку с родителями разбегались ангелы, волхвы и пастушки. Оксана вернулась к себе — доделывать Балтазара. Эней с мученическим видом оттирал с пола додзё блестки — кто-то из мелких наступил на тюбик.
— В следующий раз, — сказал он, покончив с этим занятием и поднявшись наверх, — будете отмывать всё сами.
Приняв во внимание угрозу, следующие чтения и репетиции Оксана перенесла в школу. И, словно по заказу, за два дня до Рождества на город обрушился снег. Непроглядная метель бушевала всю ночь, и еще двое суток подряд снег просто сыпался, и Эней мурлыкал разученную в детстве песенку:
Баба-віхола, сива віхола
На метілі-метлі приїхала,
В двері стукала, селом вешталась -
Люди добрії, дайте решето.
Ой, просію я біле боршно,
Бо в полях уже дуже порожньо.
Сині пальчики, мерзне житечко -
Люди добрії, дайте ситечко…[2]
Утреннюю разминку Эней делал с лопатой — снег перестал только под утро. Когда он расчистил выезд для минивэна и половину пешеходной дорожки, к нему присоединился насупленный Санька с маленькой лопаточкой.
— Нервничаешь, артист? — спросил Эней.
— Есть немножко, — племянник наморщил нос. Эней засмеялся. Это была уже не титовская фразочка — её пацан подхватил у Кена. — А ты нервничаешь?
— Есть немножко, — сказал Эней. — Нет, не кидай снег за себя, на сторону его отваливай…
— А почему ты не пойдёшь на нас смотреть? — с укоризной сказало чудушко.
— У меня группа будет, Сань.
— А-а… Жалко.
Энею было неловко. Группу-то он, в принципе, мог и отменить. Но по городку уже пошли слухи, и Энею не хотелось, во-первых, чтобы подумали, будто сегодняшний поединок хоть на миг выбил его из привычного ритма жизни, а во-вторых, в актовом зале школы пришлось бы встречаться с новыми людьми, отвечать на вопросы… Пусть лучше это делает Цумэ.
В конце концов, Кен тоже не идет — у него смена…
В одинадцать он отвез Оксану, Игоря и Саньку в школу, в два забрал оттуда и помог загрузить в минивэн ящик с куклами и ширму.
— Громовой успех! — вещала сестра по дороге домой. — Фураж и фужер. Нас пригласили выступить с этим вертепом на муниципальном благотворительном вечере. И… мне предложили работу преподавателя эстетики. В этой школе. На полставки.
— Прекрасно! — искренне сказал Эней. — Я тебя поздравляю!
— На второй-то спектакль приди, — напомнила она.
— Всенепременно. Когда?
— Одиннадцатого января, в последний день каникул.
Эней кивнул. У нас карантин. У нас ничего не происходит — мы просто становимся звёздами локального маштаба. Пожалуй, при таком раскладе нет смысла проигрывать достойно. Есть смысл достойно выиграть…
Ночью Зеленоград сиял — у каждого дома стояла ёлка, каждый хозяин считал своим долгом держать ее горящей хотя бы до полуночи. У заводской проходной ёлок было шесть — и на всех горели гирлянды.
— Александр Горецкий, — представился охраннику Эней.
Тот начал набирать имя на терминале — но из-за его спины бесшумно выплыл Фролов.
— Добрый вечер, Александр Владимирович. Сева, это я пригласил, сделай ему пропуск.
— Куда?
— В рекреационный центр. И в стекляшку, наверное. Это не совсем кафе, — пояснил Фролов Энею, — просто так называется. Можно и со своим приходить. Но кофе там хороший.
Эней кивнул. Ему не хотелось ни вести светских бесед, ни драться — ему хотелось домой за праздничный стол. И этого своего настроения он скрывать не собирался. Скука. Рутина. Еще один варк — с которым, к сожалению, пока нельзя поступить по совести. Вот, наверное, это настроение ему нужно было когда-то отыгрывать для Литтенхайма. Но тогда у Энея не получилось. Впрочем, делу это тогда не повредило.
А сейчас могло. Если Фролов самолюбив. Если эта скука его заденет. Но все остальные варианты подходили еще меньше и могли помешать драться так, как нужно.
— Что, для вас вот так вот всё просто? — с живым интересом спросил Фролов в широком переходе между корпусами.
— Что именно?
Ага, это и есть пресловутая «стекляшка»: обилие растений в кадках, между ними — столики, на заднем плане — стойка…
— Вы даже не волнуетесь.
— А зачем? Я либо проиграю, либо нет. В обоих случаях меня ждет неприятное время.
— Только если проиграете. Мастеру это должно быть действительно неприятно.
Эней даже остановился от удивления.
— Вы смеётесь, что ли? Если мне случится победить вас — тут же придёт кто-то ещё.
Фролов развернулся, посмотрел с любопытным прищуром.
— А я-то думал — почему география перемещений Горецкого так разнообразна. И почему Горецкий не задерживается нигде…
— Здесь, — с неподдельной досадой сказал Эней, — мне хотелось задержаться.
— Простите, — сказал Фролов. — Я не подумал. Это с моей стороны непростительно совершенно. Молодняк, ну конечно же.
— С точки зрения здравого смысла, — кисло усмехнулся Эней, — мне лучше всего под вас просто лечь. Если бы додзё проработало хотя бы год, я бы так и сделал.
— Ни в коем случае, — его будущий противник очень решительно покачал головой. — Я вас в это втравил, мне этим и заниматься.
— Буду очень признателен, — сказал Эней, хотя не особенно в это верил.
…Да, спорткомплекс на заводе был всем на зависть. Площадку для командных состязаний и боксы для более компактных видов спорта опоясывала четырехсотметровая беговая дорожка. Эней сразу увидел сиаидзё — кроме крыши, всё в нем было как положено. Девять на одиннадцать метров. Есть разгуляться где на воле…
В принципе, простор должен бы играть на руку человеку. Но старшие много выносливей. И много сильней. Так что обычно расстояние не имеет значения. Все равно исход боя решает первый контакт.
— Разомнётесь? — предложил Фролов.
— Имеет смысл.
— Пойдёмте в раздевалку. Всё оборудование у нас в четвёртой секции.
— Несчастливый номер, — хмыкнул Эней.
— Я не суеверен.
— А это решали вы?